Здесь на крестах сейчас не распинают -
Сейчас так неудобно убивать.
Здесь хладнокровно в вену шприц вдвигают
И оставляют сутки полежать.

Я не хотел лежать - и привязали,
Жгутом стянули руки, ноги, грудь.
Гуманно били. Синяков не оставляли.
Но не заставили они меня заснуть.

Нет, я не умер. Так угодно было Богу.
Спасибо, Господи, что муки мне послал.
Ведь пытки указали мне дорогу.
Прости, Отец, что не всегда я это понимал.

А утром за решеткой солнце встало.
А мне казалось - вечной будет ночь.
А капли крови все впитало одеяло.
Вот "врач". Привычно лжет: "Хочу тебе помочь".
                                         1999

------------------------------------

Что в моей крови сейчас - не знаю.
Но Христу не нужен этот шприц.
И прошу я Бога, умоляю,
Чтобы не было на свете психбольниц.

Дьяволу нужны эти таблетки,
Чтобы души наши усыпить.
- Ты здоров? Ложись-ка на кушетку!
Сатана пришел тебя лечить.

Причаститься хочешь? Гад, разжуй таблетку!
Трифтазин заменит вам вино!
Нет просфоры! На-ка сигаретку!
Мышцы снова сводит? Вроде не должно.

Циклодола нет. Осталось лишь молиться,
Чтобы Дьявол понял -Бог сильней его.
Попытался я перекреститься -
Дьявол тянет мышцы - нет, не получилось ничего.

Бог ответил на мою молитву.
Стало легче - я могу дышать.
У тебя я, Дьявол, выиграл эту битву.
Боже, как легко без "вязок" засыпать!

Я уснул. Играют в карты санитары.
Пусть приснятся мне ЕЁ глаза.
Пусть приснится, что у Саши есть гитара.
Пусть от счастья заблестит слеза.
                                         1999


© Игорь Гирич, Барнаул. E-mail:

И душа и голова, кажись, болит, -
Верьте мне, что я не притворяюсь.
Двести тыщ - тому, кто меня вызволит!
Ну и я, конечно, постараюсь.

Нужно мне туда, где ветер с соснами, -
Нужно мне, и все, - там интереснее!
Поделюсь хоть всеми папиросами
И еще вдобавок тоже - песнями.

Дайте мне глоток другого воздуха!
Смею ли роптать? Наверно, смею.
Запах здесь... А может быть, вопрос в духах?..
Отблагодарю, когда сумею.

Нервы у меня хотя луженые,
Кончилось спокойствие навеки.
Эх вы мои нервы обнаженные!
Ожили б - ходили б как калеки.

Не глядите на меня, что губы сжал, -
Если слово вылетит, то - злое.
Я б отсюда в тапочках в тайгу сбежал, -
Где-нибудь зароюсь - и завою!

1969
 

Я лежу в изоляторе

Я лежу в изоляторе,
Здесь кругом резонаторы:
Если что-то случается -
Тут же врач появляется.

Здесь врачи - узурпаторы,
Злые, как аллигаторы!
Персонал - то есть нянечки -
Запирают в предбанничке.

Что мне север, экваторы,
Что мне бабы-новаторы,
Если в нашем предбанничке
Так свирепствуют нянечки!

Санитары - как авторы,
Хоть не бегай в театры вы! -
Бьют и вяжут, как веники,
Правда, мы - шизофреники.

У них лапы косматые,
У них рожи усатые
И бутылки початые,
Но от нас их попрятали.

1969
 

Не писать мне повестей, романов

Не писать мне повестей, романов,
Не читать фантастику в углу, -
Я лежу в палате наркоманов,
Чувствую - сам сяду на иглу.

Кто-то раны лечил боевые,
Кто-то так, обеспечил тылы...
Эх вы парни мои "шировые",
Поскорее слезайте с иглы!

В душу мне сомнения запали,
Голову вопросами сверлят, -
Я лежу в палате, где глотали,
Нюхали, кололи все подряд.

Кто-то там проколол свою душу,
Кто-то просто остался один...
Эй вы парни, бросайте "морфушу" -
Перейдите на апоморфин!

Тут один знакомый шизофреник -
В него тайно няня влюблена -
Говорит "Когда не будет денег -
Перейду на капли Зимина".

Кто-то там проколол свою совесть,
Кто-то в сердце вкурил анашу...
Эх вы парни, про вас нужно повесть,
Жалко, повестей я не пишу.

Требуются срочно перемены!
Самый наш веселый - тоже сник.
Пятый день кому-то ищут вены -
Не найдут, - он сам от них отвык.

Кто-то даже нюхнул кокаина, -
Говорят, что - мгновенный приход;
Кто-то съел килограмм кодеина -
И пустил себя за день в расход.

Я люблю загульных, но не пьяных,
Я люблю отчаянных парней.
Я лежу в палате наркоманов, -
Сколько я наслушался здесь, в ней!

Кто-то гонит кубы себе в руку,
Кто-то ест даже крепкий вольфрам...
Добровольно принявшие муку,
Эта песня написана вам!

1969
 

Песня о сумасшедшем доме

Звук mp3 (950 кб)
Сказал себе я: брось писать, но руки сами просятся.
Ох, мама моя родная, друзья любимые,
Лежу в палате, косятся, боюсь, сейчас набросятся,
Ведь рядом психи тихие, неизлечимые.

Бывают психи разные, не буйные, но грязные.
Их лечат, морят голодом, их санитары бьют.
И вот что удивительно,- все ходят без смирительных,
И все, что мне приносится, все психи эти жрут.

Куда там достоевскому с записками известными!
Увидел бы покойничек, как бьют об двери лбы!
И рассказать бы гоголю про нашу жизнь убогую,
Ей-богу, этот гоголь бы нам не поверил бы!

Я не желаю славы, и пока я в полном здравии,
Рассудок не померк ещё, но это впереди.
Вот главврачиха, женщина - пусть тихо, но помешана.
Я говорю: "Сойду с ума!". Она мне: "Подожди".

Я жду, но чувствую уже: хожу по лезвию ножа.
Забыл алфавит, падежей припомнил только два.
И я прошу моих друзья, чтоб кто бы их бы ни был я,
Забрать его, ему, меня отсюдова!
 

Письмо в редакцию телепередачи"Очевидное - невероятное"

Звук mp3 (565 кб)
Дорогая передача! Во субботу, чуть не плача,
Вся Канатчикова дача к телевизору рвалась.
Вместо чтоб поесть, помыться, уколоться и забыться,
Вся безумная больница у экрана собралась.

Говорил, ломая руки, краснобай и баламут
Про бессилие науки перед тайною Бермуд,
Все мозги разбил на части, все извилины заплёл,
И канатчиковы власти колят нам второй укол.

Уважаемый редактор, может, лучше про реактор?
Про любимый лунный трактор? Ведь нельзя же, год подряд
То тарелками пугают, дескать, подлые, летают,
То у вас собаки лают, то у вас руины говорят.

Мы кой в чем поднаторели, мы тарелки бьём весь год,
Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врёт,
А медикаментов груды мы - в унитаз, кто не дурак.
Вот это жизнь, а вдруг Бермуды. Вот те раз! Нельзя же так!

Мы не сделали скандала - нам вождя недоставало.
Настоящих буйных мало - вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни сети есть у нас и бредни,
И не испортят нам обедни злые происки врагов.

Это их худые черти бермутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году.
Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту ТАСС,
Тут примчались санитары и зафиксировали нас.

Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек.
Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше:
"Развяжите полотенцы, иноверы, изуверцы.
Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе".

Сорок душ посменно воют, раскалились добела.
Вот как сильно беспокоят треугольные дела,
Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис телевизор запретил.

Вон он, змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет,
Подал знак кому-то - значит, фельдшер вырвет провода.
И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,
И там пропасть, на дне колодца, как в Бермудах - навсегда.

Ну а завтра спросят дети, навещая нас с утра:
"Папы, что сказали эти кандидаты в доктора?"
Мы ответим нашим чадам правду - им не все равно,
"Удивительное - рядом, но оно запрещено".

А вон дантист-надомник, Рудик, у него приемник "Грюндиг",
Он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам и подвинулся рассудком,
А к нам попал в волненьи жутком,
С растревоженным желудком,
И с номерочком на ноге.

Прибежал, взволнован крайне, сообщеньем нас потряс,
Будто наш научный лайнер в треугольнике погряз,
Сгинул, топливо истратив, весь распался на куски,
Но двух безумных наших братьев подобрали рыбаки.

Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме,
Их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли.
И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек,
Что бермудский многогранник - незакрытый пуп земли.

"Что там было? Как ты спасся?" - Каждый лез и приставал,
Но механик только трясся и чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как ёж.
Он над нами издевался - ну сумасшедший, что возьмёшь?

Взвился бывший алкоголик, матерщинник и крамольник,
Говорит: "Надо выпить треугольник. На троих его, даёшь!"
Разошёлся - так и сыплет: "Треугольник будет выпит.
Будь он параллелепипед, будь он круг, едрёна вошь!"

Пусть безумная идея - не решайте сгоряча,
Отвечайте нам скорее через доку главврача.
С уваженьем, дата, подпись. Отвечайте нам, а то,
Если вы не отзовётесь, мы напишем в "Спортлото".
 

Ошибка вышла

Звук mp3 (950 кб)
Я был и слаб, и уязвим,
Дрожал всем существом своим,
Кровоточил своим больным
Истерзанным нутром.

И, словно в пошлом попурри,
Огромный лоб возник в двери
И озарился изнутри
Здоровым недобром.

Но властно дернулась рука:
"Лежать лицом к стене!"
И вот мне стали мять бока
На липком тапчане.

А самый главный сел за стол,
Вздохнул осатанело
И что-то на меня завёл,
Похожее на дело.

Вот в пальцах цепких и худых
Смешно задёргался кадык,
Нажали в пах, потом под дых,
На печень-бедолагу.

Когда давили под ребро,
Как ёкало мое нутро,
И кровью харкало перо
В невинную бумагу.

В полубреду, в полупылу
Разделся донага.
В углу готовила иглу
Нестарая карга.

И от корней волос до пят
По телу ужас плёлся -
А вдруг уколом усыпят,
Чтоб сонный раскололся?

Он, потрудясь над животом,
Сдавил мне череп, а потом
Предплечье мне стянул жгутом,
И крови ток прервал,

Я было взвизгнул, но замолк,
Сухие губы - на замок.
А он кряхтел, кривился, мок,
Писал и ликовал.

Он в раж вошел, в знакомый раж,
Но я как заору:
"Чего строчишь, а ну, покажь
Секретную муру!"

Подручный, бывший психопат,
Вязал мои запястья;
Тускнели, выложившись в ряд,
Орудия пристрастья.

Я тёрт, я бит и нравом крут,
Могу в разнос, могу в раскрут,
Но тут смирят, но тут уймут,
Я никну и скучаю.

Лежу я, голый как сокол,
А главный шмыг да шмыг за стол,
Всё что-то пишет в протокол,
Хоть я не отвечаю.

Нет, надо силы поберечь,
А то ослаб, устал,
Ведь скоро пятки будут жечь,
Чтоб я захохотал.

Держусь на нерве, начеку,
Но чувствую отвратно,
Мне в горло всунули кишку -
Я выплюнул обратно.

Я взят в тиски, я в клещи взят,
По мне елозят, егозят.
Всё вызнать, выведать хотят,
Всё пробуют на ощупь.

Тут не пройдут и пять минут,
Как душу вынут, изомнут,
Всю испоганят, изотрут,
Ужмут и прополощут.

"Дыши, дыши поглубже ртом,
Да выдохни - умрёшь."
У вас тут выдохни - потом
Навряд ли и вдохнёшь.

Во весь свой пересохший рот
Я скалюсь: "Ну порядки!
Со мною номер не пройдет
Товарищи-ребятки."

Убрали свет и дали газ
Доска какая-то зажглась,
И гноем брызнула из глаз,
И булькнула трахея,

Он стервенел, входил в экстаз,
Приволокли зачем-то таз.
Я видел это как-то раз,
Фильм в качестве трофея.

Ко мне заходят со спины
И делают укол,
"Колите, сукины сыны,
Но дайте протокол!"

Я даже на колени встал,
Я к тазу лбом прижался,
Я требовал и угрожал,
Молил и унижался.

Но тут же затянули жгут,
Вон вижу я, спиртовку жгут,
Всё рыжую чертовку ждут
С волосяным кнутом.

Где-где, а тут своё возьмут,
А я гадаю, старый шут,
Когда же раскалённый прут,
Сейчас или потом?

Шабаш калился и лысел,
Пот лился горячо,
Раздался звон, и ворон сел
На белое плечо,

И ворон крикнул: "Nеvеr моrе!"
Проворен он и прыток,
Напоминает: прямо в морг
Выходит зал для пыток.

Я слабо поднимаю хвост,
Хотя для них я глуп и прост:
"Эй, за пристрастный ваш допрос
Придётся отвечать!

Вы, как вас там по именам,
Вернулись к старым временам,
Но протокол допроса нам
Обязаны давать!"

Я через плечо кошу
На писанину ту:
"Я это вам не подпишу,
Покуда не прочту!"

Мне чья-то жёлтая спина
Ответила бесстрастно:
"Тут ваша подпись не нужна,
Нам без неё все ясно."

"Сестрёнка, милая, не трусь,
Я не смолчу, я не утрусь,
От протокола отопрусь
При встрече с адвокатом.

Я ничего им не сказал,
Ни на кого не показал.
Скажите всем, кого я знал,
Я им остался братом."

Он молвил, подведя черту:
"Читай, мол, и остынь."
Я впился в писанину ту,
А там - одна латынь.

В глазах круги, в мозгу нули,
Проклятый страх, исчезни -
Они же просто завели
Историю болезни.
 

Никакой ошибки

Звук mp3 (699 кб)
На стене висели в рамах
Бородатые мужчины,
Все в очечках на цепочках,
По народному в пенсне,

Все они открыли что-то,
Все придумали вакцины,
Так что если я не умер,
Это все по их вине.

Доктор молвил: "Вы больны",
И мгновенно отпустило,
И сердечное светило
Ухмыльнулось со стены,

Здесь не камера - палата,
Здесь не нары, а скамья,
Не подследственный, ребята,
А исследуемый я.

И, хотя я весь в недугах,
Мне не страшно почему-то.
Подмахну давай не глядя
Медицинский протокол,

Мне приятель Склифосовский,
Основатель института,
Или вот товарищ Боткин,
Он желтуху изобрел.

В положении моем
Лишь чудак права качает,
Доктор, если осерчает,
То упрячет в желтый дом,

Правда, в этом доме сонном
Нет дурного ничего,
Хочешь - можешь стать Буденным,
Хочешь - лошадью его.

Я здоров, даю вам слово,
Только здесь не верят слову,
Вновь взглянул я на портреты
И ехидно прошептал:

"Если б Кащенко, к примеру,
Лег лечиться к Пирогову,
Пирогов бы без причины
Резать Кащенку не стал".

Доктор мой большой педант,
Сдержан он и осторожен,
Да, вы правы, но возможен
И обратный вариант.

Вот палата на пять коек,
Вот доктор входит в дверь.
Тычет пальцем - параноик,
И поди его, проверь.

Хорошо, что вас, светила,
Всех повесили на стенку.
Я за вами, дорогие,
Как за каменной стеной,

На Вишневского надеюсь,
Уповаю на Бурденку.
Подтвердят, что не душевно,
А духовно я больной.

Да, мой мозг прогнил на треть,
Ну, а вы, здоровы разве?
Можно вмиг найти болезни,
Если очень захотеть.

Доктор, мы здесь с глазу на глаз
Отвечай же мне, будь скор,
Или будет мне диагноз,
Или будет приговор.

Доктор мой и санитары,
И светила все смутились,
Заоконное светило
Закатилось за спиной,

И очечки их, и почки
Даже влагой замутились,
У отца желтухи щечки
Вдруг покрылись желтизной.

Авторучки острие
Устремилось на бумагу,
Доктор действовал во благо,
Только благо не мое.

Но лист перо стальное
Грудь проткнуло, как стилет,
Мой диагноз - параноик,
Это значит - пара лет.
 

История болезни

Звук mp3 (950 кб)
Вдруг словно канули во мрак
Портреты и врачи,
Жар от меня струился, как
От доменной печи.

Я злую ловкость ощутил -
Пошёл, как на таран, -
И фельдшер еле защитил
Рентгеновский экран.

И - горлом кровь, и не уймёшь -
Залью хоть всю Россию, -
И - крик: "На стол его, под нож!
Наркоз! Анестезию!"

Мне обложили шею льдом -
Спешат, рубаху рвут, -
Я ухмыляюсь красным ртом,
Как на манеже шут.

Я сам кричу себе: "Трави! -
И напрягаю грудь. -
В твоей запёкшейся крови
Увязнет кто-нибудь!"

Я б мог, когда б не глаз да глаз,
Всю землю окровавить, -
Жаль, что успели медный таз
Не вовремя подставить!

Уже я свой не слышу крик,
Не узнаю сестру, -
Вот сладкий газ в меня проник,
Как водка поутру.

Цветастый саван скрыл и зал
И лица докторов, -
Но я им всё же доказал,
Что умственно здоров!

Слабею, дёргаюсь и вновь
Травлю, - но иглы вводят
И льют искусственную кровь -
Та горлом не выходит.

"Хирург, пока не взял наркоз,
Ты голову нагни, -
Я важных слов не произнёс -
Послушай, вот они.

Взрезайте с Богом, помолясь,
Тем более бойчей,
Что эти строки не про вас,
А про других врачей!...

Я лёг на сгибе бытия,
На полдороге к бездне, -
И вся история моя -
История болезни.

Я был здоров - здоров, как бык,
Как целых два быка, -
Любому встречному в час пик
Я мог намять бока.

Идёшь, бывало, и поёшь,
Общаешься с людьми,
И вдруг - на стол тебя, под нож, -
Допелся, чёрт возьми!..."

"Не огорчайтесь, милый друг, -
Врач ста чуть-чуть любезней. -
Почти у всех людей вокруг -
История болезни.

Всё человечество давно
Хронически больно -
Со дня творения оно
Болеть обречено.

Сам первый человек хандрил -
Он только это скрыл, -
Да и Создатель болен был,
Когда наш мир творил.

Вы огорчаться не должны -
Для вас покой полезней, -
Ведь вся история страны -
История болезни.

У человечества всего -
То колики, то рези, -
И вся история его -
История болезни.

Живёт больное всё бодрей,
Всё злей и бесполезней -
И наслаждается своей
Историей болезни..."

1976
 

Владимир Высоцкий